Ближайшие десятилетия будущего России следует рассматривать в контексте долговременной логики исторического развития, по крайней мере, с начала расширения Московского государства в XV в. Наиболее адекватными теоретическими конструкциями (парадигмами) являются современные представления о разных логиках развития исторических систем.

Введенная И.Валлерстайном категория “историческая система” позволяет интегрировать системные (номотетические, относящиеся к синхронии) и исторические (идеографические, относящиеся к диахронии) аспекты устойчивых наднациональных целостностей. Историческая система — социальная целостность с пространственно-временными рамками, внутри которых действует та или иная “логика”, определяющая основную совокупность явлений.

Изолированные общины и племена (мини-системы), большие военно-политические державы (миримперии), широкие сети обмена с ядрами накопления (мир-экономики), культурно-генетические общности этносов и наций (цивилизации), объединенные властно-правовым режимом, единством мер обмена и языком социальных взаимодействий общества (общества или страны) являются основными известными типами исторических систем (сам Валлерстайн выделяет только три первых типа).

В этих терминах строй этноса — его устойчивую политико-экономическую и социально-культурную идентичность — можно рассматривать как сквозной исторический инвариант социальных форм, культурных образцов и психологических ментальностей, сохраняющийся при смене исторических систем: мир-империй, мир-экономик, обществ.

В масштабе большого исторического времени строй этноса рядоположен цивилизации, но цивилизация по определению включает не один, а несколько этносов. Так, в рамках Евразийской цивилизации, наряду с русским строем можно говорить о греческом, сербском, украинском, белорусском, румынско-молдавском, татарском, северо-кавказском, грузинском, армянском, средне-азиатском строях. Их объединения или разделения — предмет специальных исследований.

Прежде чем перейти к характеристике самих по себе евразийской цивилизации и русского строя, рассмотрим те основные исторические системы, которые наложили наиболее существенный отпечаток на русский строй вообще и на наше современное состояние в частности.

Тип исторических систем, организованных как широкие централизованные политические структуры, объединяющие данническо-перераспределительными отношениями социально и культурно разнородные провинции.

Устойчивость мир-империи зависит от эффективности выполнения следующих ключевых функций:

— регулярный сбор дани (в любом виде) с провинций,

— перераспределение дани через централизованную пирамиду чиновников,

— пресечение сепаратизма провинций,

— территориальная, преимущественно военная, экспансия с целью захвата новых даннических провинций, утверждения легитимности имперской власти и подавления внутренних волнений.

Начиная с Древнего Египта и ранних деспотий Месопотамии (ок. 3000 лет до н.э.) до повсеместного становления национальных государств (XVII-XX вв.) практически все крупные царства Евразии, Африки, Центральной и Южной Америк строились, расширялись, воевали друг с другом, гибли и возрождались в логике мир-империй.

При столкновениях мир-империй между собой факторами победы и расширения (согласно исследованиям Р.Коллинза, между прочим, теоретически предсказавшего распад СССР в публикациях 1983-86гг.) являются:

— преимущество в ресурсах (население, продовольствие, техника, финансы, интегративные качества религии или идеологии) и возможности их мобилизовать в военных целях;

— окраинность как наличие географически защищенного тыла (любопытно, что при территориальном расширении статус окраинности/центральности рано или поздно меняется на противоположный);

— отсутствие чрезмерных трат на коммуникации и на контроль над территорией.

Успешно расширялась в течение пяти столетий, главным образом за счет овладения северо-восточными пространствами, свободными от других мир-империй, за счет занятия выгодного окраинного геополитического положения, за счет способности мобилизовать людские и природные ресурсы средствами государственного внеэкономического (частью идеологического, частью насильственного) принуждения.

К концу XX века все эти факторы перестали действовать, напротив, Россия оказалась в ситуации хронического недостатка мобилизационных ресурсов, с крайне слабой по современным меркам сетью внутренних коммуникаций, а главное — в геополитически невыгодном центральном положении между такими силами как:

— Западная и Центральная Европа с поддержкой НАТО,

— мир ислама (прежде всего, Турция и Иран), имеющий давние претензии на протекторат над Средней Азией и Кавказом,

— Китай, бурно растущий демографически, экономически и технологически,

— богатейшая Япония, ведущая экономическая держава, с которой до сих пор не подписан мирный договор,

— главная военная держава Тихого и Мирового океана — США.

Поражение в Афганистане, распад Варшавского блока, распад СССР, изоляция Сербии и дипломатические неудачи России на Балканах, Чеченская трагедия — закономерные звенья одной цепи. Причем породившие их неблагоприятные факторы не исчезли, а лишь усиливаются.

Введение в России свободных цен и легализация обмена валют 1992 г. включили Россию еще и в другую логику — логику развития локальных мир-экономик и современной капиталистической мировой экономики.

Мир-экономика (термин Ф.Броделя, понятие И.Валлерстайна) — тип исторических систем, организованных сетями длинных товарных цепей, пересекающих множественные политические границы.

Страны, входящие в одну мир-экономику различаются по своему иерархическому статусу на ядро (сосредоточение капитала, политической и деловой инициативы, новейших технологий), периферию (почти то же, что колония, постколония или сырьевой придаток) и “срединчатую” полупериферию, сочетающую черты ядра и периферии.

Вопреки первоначальным надеждам, вхождение России в мировую экономику обусловило не рост экономики и благосостояния, а их падение. Объясняется это тем, что Россия имела претензии сразу попасть в ядро глобальной мир-экономики, где все места уже заняты и ревниво охраняются.

Полупериферийные или “срединчатые” (машиностроение и др.) и высокотехнологичные “ядерные” (наука, космос, биотехнологии, передовая медицина) сферы экономики закономерно приходят в упадок, поскольку требуемых инвестиций нет (с учетом действия уже мировых цен на территории России!), выход на мировой рынок затруднен (из-за отсутствия опыта и адекватных внешнеторговых структур), а внутренние резервы идеологической и насильственной мобилизации ресурсов исчерпаны.

Поэтому развитие пошло по расширению российского участия как периферии мировой экономики, через добычу и поставку природного сырья: нефти, газа, леса, металлов. Таким образом, Россия, вместо того, чтобы попасть в “контуры роста”, попала в “контуры кризиса и стагнации” , вместо соседства с Западом в “ядре” стала соседствовать с Третьим миром в “периферии”.

Смутное чувство надвигающейся опасности традиционно толкает Российскую власть и массовые настроения к возврату к политике державности. Возврат к державности предполагает всемерное укрепление границ, изоляционизм, возрождение государственной идеологии (с опасностью некоего симбиоза коммунизма, бюрократического имперства и официализированного православия). Однако, продолжают действие факторы, указанные выше, полностью отсутствуют факторы, которые благоприятствовали в свое время Ленину-Троцкому, а затем Сталину (массовый кредит доверия народа власти, реальный энтузиазм и готовность терпеть лишения, полная монополия государства на социальную информацию и т.д.).

Став центральной державой, Россия теперь будет вынуждена постоянно перебрасывать худеющие ресурсы из одной пограничной конфликтной зоны в другую. Поэтому следует ожидать продолжения военно-политических провалов.

При ослаблении позиции России возобновятся территориальные споры с Эстонией о приграничной Псковщине, с Финляндией — о части Карелии, с Украиной — о Севастополе. Резко усилятся региональные движения, особенно в добывающих областях, таких как Якутия и Тюмень, которые будут все громче требовать экономической или даже политической автономии от Москвы. Следствием явится понижение геополитического и геоэкономического статуса России, что опять усилит действие первоначальных факторов. В этих условиях гражданская война и распад России уже приобретают зловеще-реальные очертания.

В глобальном плане наиболее опасно неминуемое давление на восток России со стороны тройки гигантов: Китая, Японии и США. Отнюдь не является невероятным политический прессинг и последующие военные операции Японии на Курилах, Китая в Приморье. В этом случае США займут выжидательную, но явно дружественную к Японии и Китаю, позицию, а затем предложат измученному войной Российскому Востоку “помощь” — согласиться с протекторатом США над азиатской частью России.

Парадокс державности таков: направление главных усилий на защиту территориальной целостности в логике мир-империи ведет Россию именно к утере этой целостности.

Есть ли альтернативы мир-имперскому пути?

Единственный видимый эффективный стратегический выбор России — трезво осознать свое сегодняшнее место в структуре мировой экономики и направить главные усилия в ближайшие десятилетия на занятие места и закрепление на уровне полупериферии (“срединчатого” статуса).

Такое непростое решение (противоречащее претензиям на великодержавность) ведет к непривычным императивам: Россия как “клиент” на уровне полупериферии должна выбрать себе “патрона” на уровне ядра мировой экономики (то есть решить вопрос о том, кто будет инвестировать развитие России, причем не из гуманитарных соображений, а с целью извлечения прибыли).

Кроме того, Россия должна сама осознать себя в качестве “патрона” и выбрать для себя “клиентов” уже на уровне периферии, с целью извлечения экономической прибыли уже из этих отношений.

При выборе партнеров необходимо учитывать уже сложившийся крепкий и чрезвычайно эффективный альянс Японии (инвестирование и поставка передовых технологий), США (обеспечение безопасности и широкий платежеспособный рынок сбыта) и Китая с “драконами” Юго-Восточной Азии (непревзойденные по количеству, весьма высокие по качеству, дешевые трудовые ресурсы, большая территория для размещения производств и политическая стабильность).

За бортом этой “экономической трубы” остается один член ядра — Западная Европа. Единственный ее шанс в экономическом состязании в США и Европой — освоить свою полупериферию (как “клиента”), не меньшую, чем Китай. Центральная Европа явно недостаточна для этих целей. Южная Америка уже стала “клиентом” США, а Африка (кроме ЮАР) политически нестабильна, социально и культурно малоразвита, имеет в большинстве неграмотное население с низким уровнем элементарных трудовых навыков. Таким образом, сама логика истории подсказывает Западной Европе стать “патроном” России.

России также крайне выгодно согласиться на роль “клиента” Западной Европы, поскольку только в этом союзе у нее есть шанс сопротивляться будущему неминуемому давлению с востока со стороны всех трех союзников: Китая, США и Японии.

В роли периферии России естественно выступают бывшие республики СССР, Монголия, но также скорее “ клиентом”, а не “ патроном” России должен выступать Китай, огромные потребности которого в энергоресурсах, технологиях и полуфабрикатах для производства ширпотреба будут с неизбежностью расти.

Какова должна быть стратегия сотрудничества России с Западной Европой и Китаем? Выделим три больших этапа.

Первый этап — прокладка “великого кроссовочного пути” из Китая в Западную Европу по территории России. (Такого рода идеи уже высказывал Н.Моисеев и другие). Мощности производства ширпотреба в Китае неумолимо растут (10% в год), Европа является не меньшим, чем Северная Америка рынком сбыта, благодаря огромному зажиточному среднему классу. Сейчас китайские товары не движутся по России, а плывут, огибая Индию и даже Африку, из-за трех факторов: неналаженности системы перевозок Китай-Сибирь-Москва-Западная Европа, высокой криминальной опасности торговых путей в России, малой пропускной способности Транс-Сибирской магистрали. Соответственно, в данной логике защищать следует не столько границы, сколько безопасность торговых путей!

После прокладки и апробации маршрута будет осознана его стратегическая значимость, не только для России, но и для Европы. Тогда можно будет рассчитывать на инвестиции для “стройки века” — платного автобана (именно немецкого автобана, а не американского хайвея!) Берлин-Москва-Новосибирск-Владивосток. Параллельно следует наладить широкое производство “дальнобойных” грузовиков на базе западно-европейского капитала и технологий с помощью простаивающих сейчас трудовых ресурсов и мощностей военно-промышленного комплекса.

Второй этап — создание по линии Москва-Владивосток дочерних производств западно-европейских компаний по переработке Сибирских и Средне-Азиатских природных ресурсов и выпуску технологий, полуфабрикатов для обеспечения бурно растущего производства ширпотреба в Китае. Снижение до минимума поставок любого сырья за границу должно стать главным лозунгом геоэкономической стратегии России: все перерабатывать “дома”. Главная проблема — обеспечить инвестиции, а это невозможно без серьезных правовых гарантий, устойчивости политического режима и широкого общественного согласия в России относительно пагубности любых поползновений на внеправовую насильственную национализацию.

Переломить ситуацию могут только следующие факторы:

— переход к экономическому федерализму, то есть к резкому расширению полномочий регионов в определении своей стратегии развития и распоряжения поступающими налоговыми сборами от местных производств;

— прецеденты быстрого экономического развития и роста благосостояния большинства жителей тех регионов, которые не побоялись предоставить максимальные гарантии европейскому капиталу (вплоть до прав собственности на заводы и занимаемые ими территории),

— количественный рост среднего класса, благосостояние которого определяется стабильностью сотрудничества с зарубежными партнерами,

— массовое осознание того, что западно-европейское экономическое присутствие в России — это не опасность, а напротив — главный гарант безопасности и целостности востока России, соседствующего со столь опасно демографически растущем Китаем.

Третий этап — партнерство с Западной Европой в коммуникационном, информационно-научном и образовательном обслуживании всего гигантского пространства Евразии; здесь речь идет о прокладке оптоволоконных кабелей, о спутниковой связи, о создании сетей телекоммуникации и информационных ресурсов во всех сферах науки, технологии, коммерции, культуры, образования, о создании многонациональных научных центров, о создании российских филиалов лучших европейских университетов с целью привлечения зарубежных граждан богатеющих стран Азии для платного образования и т.д. Здесь Россия уже начинает выполнять функции ядра, но для этого уже будут нужны собственные российские капиталы, накопленные при осуществлении первого и второго этапов; вероятно, по-прежнему нужен будет союз с Западной Европой (заинтересованной в состязании с США, реально претендующими на роль монопольного центра науки, информации и образования для всего мира).

Путь к расцвету свободной России XXI века — открытие трансконтинентальных торговых путей, теснейший союз с Западной Европой в торгово-промышленном, а затем — интеллектуально-информационном освоении всего пространства Евразии.

Выше было показано, что возврат России к логике мир-империи сулит крупные геополитические неприятности вплоть до гражданской войны и территориального распада. Напротив, осознание необходимости укрепиться в “срединчатом” статусе глобальной мир-экономики, теснейший союз с Западной Европой как “патроном” — инвестором, партнерство с Китаем как “клиентом” — потребителем технологий, энергии, производственных полуфабрикатов, прокладка по России трансконтинентальных торговых путей обещают быстрый экономический подъем России и гарантируют ее территориальную целостность.

Приведем следующие фундаментальные факторы процветания любой страны:

— необходимость долговременной, адекватной современной мировой ситуации стратегии национального развития, учитывающей ход истории страны и относительно независимой от ротации властных режимов;

— наличие “критической массы” общенационального согласия относительно этой стратегии (между властью и оппозицией, между политическими, финансовыми, промышленными и другими элитами, между “ветвями власти”, между центром и регионами, между социальными слоями, между сферами общества и т.д.).

Острота дефицита общенационального согласия в России общеизвестна. Чтобы разобраться с этим комплексом проблем, рассмотрим вначале, что понимать под столь многозначным термином как “страна”.

Страна — (общество в широком смысле) — историческая система, объединяющая заселенные территории через общность политико-правового режима, признанного международным окружением, общность мер обмена (денег, их предшественников и аналогов) и общность языка социального взаимодействия.

Где пределы нашей страны? Это один из самых непростых и потенциально конфликтных вопросов российской истории и политики. Если пользоваться определением страны, данным выше, то гражданство, порядок выборов и назначения властей, законы, международное признание границ, рублевое пространство, государственный русский язык определяют современную Российскую Федерацию как страну.

Какие будут новые формы политического, правового, финансового, культурного объединения с другими постсоветскими странами — покажет будущее. Важно, чтобы россияне поменьше разглагольстовали, устрашая соседей, о своей великой державе (в границах СНГ? СССР с Прибалтикой? или Российской империи с Польшей, Финляндией, Аляской?). Пусть другие народы выразят свое желание объединяться в приемлемой для них форме. Пока же большое постсоветское пространство будем считать эпизодом охватывающей истории Евразийской цивилизации, где Россия является бесспорным, не только военно-политическим, территориальным, но и социокультурным доминантом. Саму же Россию как страну будем рассматривать в ее современных, признанных международным правом границах.

Раскол (по А.Тойнби) лучше всего характеризует современное состояние страны. Помимо известного и действительно грозного идеологического и политического раскола “коммунисты” — “демократы” наиболее болезненными являются:

— отчуждение между государством и частным предпринимательством (непосильные налоги, массовое бегство от них, скандальная слабость государственной защиты личности и собственности, результирующая криминализация всей сферы бизнеса); это отчуждение компенсируется коррупцией — нездоровым (зачастую преступным) симбиозом корыстного чиновничества с малолетним, но уже весьма растленным “русским бизнесом”;

— сохраняющийся с советских времен раскол между личностью и государством (в сущности враждебным интересам личности);

— раскол между городами (потребителями импортного продовольствия) и прозябающими (погибающими?) селами,

— раскол между богатеющим меньшинством и нищающим большинством,

— раскол между ныне живущими и будущими поколениями россиян (проедание невозобновимых природных ресурсов).

Все эти и другие расколы — не злой рок и не вражьи происки, а вполне закономерные результаты развития страны по двум своим логикам внутренней логике мир-империи и внешней логике мир-экономики.

Согласно отнюдь неизжитой еще логике мир-империи продолжается собирание центром дани с провинций и перераспределение, сохраняется глубинное недоверие власти и широких слоев населения к независимой от государства экономике. Согласно новой логике мировой экономики, где Россия скатывается к низшему статусу периферии, происходит резкое социально-имущественное расслоение, растет коррупция среди властных элит, угнетается национальное производство перед лицом более сильных внешних конкурентов, ведется расширенный экспорт природного сырья.

Исторические законы сильны, но не фатальны. Изменив условия, можно изменить действие законов. Как переломить ситуацию и от углубления расколов выйти к общенациональной консолидации?

Как ни крути, без политической воли и последовательности, поддержанной критической массой общественного согласия, здесь не обойтись. В то же время необходимо обеспечить обратную связь, научаемость как властей, так и электората в отношении эффективности проводимой политики.

Возьмись за это дело немцы, японцы, американцы, шведы или чехи, сердцу было бы спокойно. У нас же вмешиваются такие факторы как российский менталитет, стереотипы отношений власти и народа, традиции социальной и политической жизни, коренящиеся в многовековой истории. Не будем кривить душой, большая часть этих факторов скорее препятствует, чем способствует принятию и реализации предложенных или подобных идей. Причем препятствия заложены в самой сердцевине “народного духа” — на глубинном цивилизационном и ценностном уровне.

ЦИВИЛИЗАЦИЯ — устойчивая историческая система, объединяющая различные этносы через общность их культурно-исторической самоидентификации, общность базовых культурных образцов (особенно в сферах религии, мировоззрения, семейных отношений, обрядов, связанных с рождением и смертью, властно-правовых традиций), общность институализированных культурных текстов (священные книги, исторические и литературные тексты, обязательные для изучения подрастающими поколениями и т.д.).

Отвергаем жесткую организмическую метафору (рождение-рост-расцвет-зрелость-старость-упадок-смерть), зато принимаем в качестве эвристики идею К.Квигли об “инструментах экспансии”, специфических для каждой цивилизации. Модифицируя и соединяя эту идею с известной схемой “вызов-ответ” по А.Тойнби, получаем понятие “волны экспансии” — институционально закрепляемые серии “ответов” цивилизации (осознанные или неосознанные стратегии развития), успешные в наличной структуре “вызовов” внутренней и мировой ситуации.

Ожидать или нет от некоторой цивилизации новой успешной волны экспансии, — это зависит от следующих факторов:

— адекватность ответа (серии ответов) на вызовы, точнее, восполняются ли дефициты и устраняются ли препятствия для базовых процессов цивилизации благодаря ответу;

— успешность создания самовоспроизводящихся институтов для этих ответов;

— способность духовных элит укоренить эти ответы и институты в пространстве базовых культурных образцов данной цивилизации.

Разумеется, в нескольких строках такой сложнейший феномен не представить, поэтому отсылаю интересующихся к моей книге “Структура цивилизации и тенденции мирового развития” (1992).

Евразийская цивилизация является дочерней по отношению к классической Греко-Римской цивилизации, соответственно “сестрой” Западной цивилизации. Это подтверждается общностью самоидентификации (все мы “из Греции” и “из Рима”), определенной общностью мировоззрения (христианство и секуляризм, наука и философия), семейных отношений и обрядов (моногамия, венчание, крещение, похоронные обряды), общностью базовых текстов (Библия, Гомер, древнегреческие мифология, философия, литература, история).

Специфику русского строя как доминанта Евразийской цивилизации образуют:

1) православие (с включением всех его церквей, старообрядчества и сект), а также секуляризм “от православия”;

2) культурно-историческая самоидентификация (быть преемниками Византийской империи и наследниками Киевской Руси);

3) соответствующий “византизм” властных и имперских традиций с гипертрофией централизованного государства, культом великого князя (царя-императора-вождя-генсека-президента), тягой центральной власти к самосакрализации;

4) специфический корпус базовых культурных текстов (восточная патристика, старославянские переводы священных книг христианства, древнерусская и русская классическая литературы);

5) всячески скрываемый, но весьма мощный остаток традиций “ордынства”, с безответственным и оккупантским отношением власти и чиновничества к собственному народу в целом и каждому индивиду в отдельности;

В этом пункте Евразийская цивилизация печально отличается и от Западной цивилизации с ее традициями правовой защиты личности и собственности, и от большинства восточных цивилизаций, где личность защищена системами семейно-патриархальных, клановых, кастовых традиций.

В начале статьи уже было показано, чем определялся успех российских “волн экспансии” в логике мир-империи, и почему больше такого успеха не будет.

С 1970-х годов по сегодняшний день Россия осуществляет невидимую и позорную экспансию по отношению к будущим поколениям россиян — выкачивает и экспортирует в огромных размерах невозобновимые природные ресурсы.

Грамотное вхождение в мир-экономику, реализация эскизной стратегии внутреннего развития могли бы стать новой волной процветания России, а значит и всей Евразийской цивилизации. Но вмешиваются культуральные факторы.

Несложно увидеть, что как минимум три черты (2,3,5) из указанных выше пяти препятствуют “скромному” вхождению России в логику мир-экономики, препятствуют стратегическому принципу “делиться” , напротив, они толкают нас на “горделивый” возврат к стезе мир-империи, толкают к принципу “держать при себе, захватить все” .

Цивилизационные признаки суть признаки глубинные, никакими указами и экономическими реформами их не поменять. И все же это не означает их вечной фатальной заданности. Приходится признать, что Россия встала перед необходимостью коренной цивилизационной трансформации.

Целенаправленные переломы мировоззрения в России уже проводились, но обычно насильственным путем (Иваном Грозным, Петром I , Николаем I , большевиками, Сталиным). Возможна ли ненасильственная, цивилизованная трансформация российского менталитета?

Как ни странно, такие исторические прецеденты тоже были: это большое общественное влияние Новикова, а затем Карамзина с их проповедью человеколюбия и нравственности, это обновление социальных ориентиров в земском движении, экстраординарное духовное воздействие Льва Толстого на общественное сознание. В ХХ веке можно назвать влияние на общество идей шестидесятников, а затем правозащитников и диссидентов. Плодом перестройки стала реализация принципов гласности и свободы слова, многопартийности и реальной выборности властей. И все-таки, возможна ли вообще целенаправленная смена глубинных стереотипов и ценностей национального менталитета?

Это сложный специальный вопрос философии, культурологии, этики. Решение его в рамках направления конструктивной аксиологии состоит в том, чтобы через просвещение, общественные дискуссии, обсуждение программ реформ и законопроектов изменять частные, исторически тупиковые формы стереотипов, оставляя в неприкосновенности глубинные ценности менталитета и опираясь на них.

Тупиковые стереотипы должны быть потеснены не привнесением внешних идей, а возрождением собственных глубинных образцов. Россия имеет в данном случае три главных культурных ресурса для опоры — память о неимперских периодах процветания в отечественной истории, традиционное российское европейство и обостренное чувство национального достоинства россиян.

Необходимо возрождать и всячески усиливать такой компонент исторической памяти россиян как само становление Древней Руси вокруг и на основе торгового пути “из варяг в греки”, соединившего бывшие до того изолированными разнородные геоэкономические регионы: “Варяжское” (Балтийское) море и море “Греческое” (Черноморско-Средиземноморский бассейн).

Вторым важнейшим периодом было становление и расцвет Московской Руси, ставшей перекрестком торговых путей всей тогдашней северной Евразии. Великая торговая река Волга соединяла Каспий (Персия, Индия, Китай), Сибирь (Тобольск, Томск), Центральную Европу (через Москву-Смоленск), Черное море и Средиземноморье (через Москву-Дон-Азов), Балтику (через Нарву, позже — Санкт-Петербург), Англию и Голландию (через Рыбинск, Вологду и Архангельский порт, через порты Балтики).

Следует также хорошо уяснить, что от Смуты начала 17 века Россию спасли нижегородские мещане — волжские купцы и ремесленники, снарядившие народное ополчение. Всем известный религиозный и державный энтузиазм народа был мощно подкреплен менее известным фактором: кровными геоэкономическими интересами инициаторов (и “спонсоров” ) народного движения в порядке и безопасности жизненно-важных сквозных торговых путей, а значит — в восстановлении Московской Руси как царства-гаранта прибыльной международной торговли.

Расцвет Российской Империи эпохи Петра и Екатерины также был немыслим без подпитки старыми и подкрепления новыми торгово-промышленными осями: Урал-Москва-Петербург (и другие порты Балтики) и Петербург-Москва-Одесса (и другие порты Черного Моря).

Под традиционным российским европейством следует понимать идущую от эпохи Петра I готовность учиться у Европы, европейские по происхождению и сущности наука, высшее и среднее образование, право, большинство искусств и литературных жанров, практически все общественные и политические движения. Еще Бердяев хорошо показал, что даже российское славянофильство и почвенничество (предшественники нынешней постсоветской волны национал-патриотизма) — типично европейские духовные движения, родственные несколько более ранним немецкому, английскому, итальянскому национальным движениям культурной самоидентификации.

Что же может дать российское европейство на исходе ХХ столетия? По большому счету, за последние два века Россия, будучи доминантом Евразийской цивилизации, достигла паритета, а во многом и преимущества, в сфере развития литературы, искусства, науки, образования, технологии по сравнению со странами сестринской Западной цивилизации. Провал имеется в самой уязвимой и неудобной для российского имперства (в том числе “византизма” и “ордынства” ) сфере — в области права, в отношениях между правом и властью, в массовом (не!)правовом сознании.

Ключевым архетипом требуемой глубинной трансформации может стать “порядок”. Россияне со времен Рюрика страдали от отсутствия порядка, но связывали чаемый порядок почти исключительно с твердой авторитарной властью. Задача современной духовной элиты России — установить новую связь: действительный человечный и справедливый порядок может появиться у нас только при верховенстве права над властью, только если народ в целом и каждый человек в отдельности будет отстаивать силу права и “бороться за закон как за свои крепостные стены” (Гераклит).

Рынок, конкуренция, право, защита частной собственности до сих пор остаются чуждыми “русской душе”. Прямая пропаганда соответствующих идей дает скорее обратные результаты. Нужен путь через ценности, внутренне, природно присущие российскому менталитету. Важнейшую из них сегодня подсказывает сама жизнь. В чем наиболее ущемлены россияне в результате событий последних лет? Не самим распадом СССР, не исчезновением иллюзий о светлом будущем, даже не бедностью. Попрано их достоинство. Именно ценность достоинства является сегодня ключом к российскому менталитету. Достоинство гражданина России — вот стяг для консолидации самых разных общественных и политических сил.

В разных сословиях и в разные исторические периоды достоинство в России понималось по-разному. Однако есть некий инвариант — это причастность к власти. Подданные царской империи и советские граждане, живя в большинстве своем в тесноте и нищете, были преисполнены национальной гордости. Эта странная гордость проистекала из причастности к власти над огромными территориями (“от моря и до моря”, “одна шестая часть суши”, “широка страна моя родная”), а также над многими народами и народностями.

Но достоинство может быть осмыслено как независимость личности от власти. Такое понимание отнюдь не чуждо российскому менталитету. Вольные новгородские купцы гордились не причастностью к власти, а независимостью от нее. Боярская знатность (“мы не царские холопы, мы сами рюриковичи”), честь русского дворянина и офицера, казацкая вольница, зажиточная свобода сибирского крестьянства, интеллектуальная оппозиция российской интеллигенции и земщины, правозащитного движения — вот исторические проявления достоинства как независимости от власти.

В условиях правового нигилизма вольность, свобода могли выражаться только как бегство или бунт против власти. Власть же светская, вместе с властью духовной (церковью, идеологическим управлением) делали все, чтобы очернить вольность как “своеволие”, чтобы внушить понятие о свободе как “осознанной необходимости” подчиниться власти.

Достоинство же человека понималось весьма хитроумно.

Формулу достоинства дает русский “Домострой”, являющийся не только значительным культурным памятником, но одним из столпов традиционного российского нравственного и гражданского воспитания. Согласно “Домострою” достоинство (честь) человека определяется его способностью обустроить, содержать “дом” (семью, двор) и верно служить “господарю” (князю, царю, а в позднейших интерпретациях — Отечеству).

Формула вполне годится и для нашего времени, если только ввести в нее необходимые уточнения.

Чтобы самому содержать семью (а не быть на пайке у государства), нужна защищенная правом собственность. Разумеется, материальные средства производства окажутся далеко не у всех в руках, но зато каждый человек должен быть уверен, что своими неотъемлемыми “средствами производства” — квалификацией и интеллектом — он может распоряжаться свободно по своему усмотрению. Гарантию же такой свободы дает защищающее личность право, а также экономика с конкуренцией независимых работодателей.

Кроме военного призыва (общеобязательный принцип которого стоит под вопросом) служба Отечеству — свободной России — должна пониматься в двух главных смыслах:

во-первых, служить Отечеству, значит, выполнять его законы, исправно платить государству налоги из доходов от своей профессиональной деятельности, и это непременный долг каждого (если законы или налоги кажутся несправедливыми, то следует правовым путем добиваться их исправления);

во-вторых, служить Отечеству, значит, участвовать по мере сил (духовных, интеллектуальных, организационных или финансовых) помимо своей работы еще и в поддержке, развитии российской культуры, образования, медицины, науки, технологии — любых сфер, которые являются или должны стать предметом нашей национальной гордости. Но это лишь по добровольному велению сердца!

Только при таких поправках следует приветствовать восходящую к “Домострою” формулу достоинства: содержать семью и служить Отечеству.

Можно ли судить по приведенным условиям успешности “волн экспансии” о вероятном будущем России как доминанта Евразийской цивилизации? Рассмотрим с этой точки зрения предложенную внешнюю стратегию самоопределения России в логике мировой экономики и внутреннюю стратегию преодоления расколов.

Учтена необходимость преодоления таких дефицитов и препятствий как:

— нехватка ресурсов для чисто военной защиты территориальной целостности, которая становится все более уязвимой;

— нехватка собственных ресурсов для необходимой прокладки современных транспортных артерий, скрепляющих страну;

— узость рынков сбыта для отечественной промышленности;

— невостребованность российского научно-образовательного потенциала;

— социальная разорванность и временная изломанность государственной политики;

— опасность истощения природных ресурсов и деградации рабочей силы;

— атрофия экономической активности регионов,

— слабость среднего класса и социальная поляризация,

— отсутствие адекватной переработки и нормального рыночного спроса на продукты сельского хозяйства,

— перманентное неудовлетворение базовых жизненных потребностей россиян в достойном жилье и питании.

Об адекватности предложенных идей “ответа” на эти современные “вызовы” судить читателю. В любом случае, пусть и для другого рода “ответов”, властные и духовные элиты должны суметь мобилизовать широкие слои населения, объединяя ныне расколотый по лагерям народ.

Обмануть уже его не удастся, изнасиловать террором тоже не получится. Придется искать адекватные объединяющие, а не разъединяющие духовные ценности, укоренять их в менталитете, народном самосознании, искать пути здорового, не основанного на ограблении кого-либо, экономического самообеспечения граждан, строить закрепляющие эту новую целостность самовоспроизводящиеся институты.

Решения, предложенные в этом плане, касаются усиления неимперского исторического самосознания, использования сущностного европейства России для достижения порядка через право, а не через авторитарную власть. Вся предложенная стратегия предполагает общенациональную консолидацию вокруг таких ключевых ценностей, как российское достоинство, процветание России как процветание прежде всего россиян (а не только и не столько государственной и военной машины), готовность делиться друг с другом, преодоление расколов не через насилие, а через право.

Если этот корпус идей будет освоен в наших властных, имущественных, идеологических элитах, доведен до народного сознания, положен в основу проводимых реформ, то, на мой взгляд, России обеспечено самое достойное место в многополярной структуре будущего мира, а XXI век будет веком нового, уже не имперского, а свободного и гуманистического подъема русского строя, а значит и всей Евразийской цивилизации.